- А может, комбайнером меня устроишь? – предлагает Иван. – Или стоит начать хлеб по сельским магазинам развозить, а?

- Там платят мало, но если ты хочешь…

- Я хочу, чтобы ты, женщина, не совала нос не в свои дела, - рычит Иван, и зло отпинывает несчастный стул со своего пути. – Я в твои дела не лезу!

Ой, боюсь-боюсь. Какие мы злые!

- Ты, Иванушка, в мои дела влез так, что только уши торчат! Теперь моя очередь. Я не хочу, чтобы ты всем этим занимался, так что бросай!

Скрещиваю руки на груди, показывая, что решение мое обсуждению не подлежит.

- Я слишком много воли тебе дал, Василиса, - хмурится мужчина, в упор глядя на меня. – Сам виноват. Бабу нужно в ежовых рукавицах держать, но мы это исправим. Значит, так: то, где я достаю деньги – тебя не касается. Ты – моя, и должна меня слушаться, и с этого дня…

- Хрен тебе, - вызывающе перебиваю я этого наглеца, начитавшегося «Домострой». – Или ты по-хорошему завязываешь с глупостями, или…

- Или? Договаривай?

Сужаю глаза, а в голове появляется смутная идея. Не хочешь по-хорошему, Ванечка, будет по-плохому.

Но по-моему, и никак иначе.

- Выбирай: я или эта твоя банда малолеток и разбойников!

ГЛАВА 41

- Рассказывай, - велит мне Оксана.

Не хочу рассказывать, хочу упиться в хлам, подойти к каждому мужику в этом баре, и в глаза сказать, что каждый из них – козел.

- Странная у тебя семейная жизнь, - вместо ответа замечаю я, - только замуж вышла, но шляешься со мной по всяким злачным местам. Что, плохо там, замужем?

- А то сама не знаешь. Ну так что?

- Что-что? – хмыкаю, опрокидываю стопку холодной водки «Абсолют», и говорю: - Ну, слушай…

Слушать Оксана умеет. Собственно, потому мы и подружились: я люблю болтать, подруга умеет выслушивать, и всем от этого хорошо.

- Вот, - заканчиваю я жаловаться на Ивана, - врал что эскортник, врал что честный человек. Гопник он.

- Бандит, - педантично поправляет подруга. – Гопники мобильники в подворотнях отжимают. А Иван твой…

Угу, Иван мой в подворотнях ноги физрукам ломает. Можно сказать, подрывает спортивную культуру нашего города.

- И что он выбрал?

Отвечаю подруге мрачным взглядом, и прищелкиваю над пустой стопкой.

- Пьяной горечью Фалерна чашу мне наполни, мальчик, - декламирую я Пушкина, веселя и бармена, и Оксану.

- Так вам вино или…

- Или.

Какие буквальные люди – эти бармены.

- Ни за что не поверю, что Иван тебя бросил, выбрав свое увлечение… эээ… криминалом, - снова возвращается подруга к неприятной теме.

- Ха! Это я его бросила! – произношу на выдохе, и отправляю в себя еще стопку водочки – благослови Бог того, кто ее придумал. – Он вообще отказался выбирать!

… - - Выбирай: я или эта твоя банда малолеток и разбойников!

- И не подумаю, - в тон мне отвечает Иван, скрестив руки на груди. – С чего вдруг я должен выбирать?

С того, что я так хочу! С того, что беспокоюсь за тебя, дубина! И вообще, я – женщина, а значит умнее и мудрее.

- Если хочешь быть со мной – выбирай, - стою я на своем.

Только, кажется, я не на того нарвалась. Иван, к сожалению, или к счастью не тюфяк. С таким интересно, но помыкать сложнее.

Гораздо сложнее! Но нет ничего невозможного.

- Я тебя выбирать не заставляю: я или твоя работа, - издевается Ваня.

А он явно издевается!

- Мужчина, вы в своем уме? Я учительница, а не мошенница какая-нибудь или стриптизерша, - возмущенно вскрикиваю, но продолжаю смотреть на Ивана в упор.

Дуэль: глаза в глаза. Кто кого? Выживет сильнейший!

- У тебя работа, и у меня, - пожимает он плечами. – Выбирать я не собираюсь: от меня много людей зависит, да и заработок неплохой. А пердунов старых, если хочешь, Боречку своего охранять поставь – с такой работой даже он справится.

Хм, как-то я не рассчитывала на то, что Иван вообще откажется делать выбор. Думала, что он либо выберет меня, и я проконтролирую, чтобы этот выбор стал окончательным, либо что он выберет свою работу. И я смело смогу мстить за предательство.

- Еще раз говорю, Ванечка, - ласково улыбаюсь ему. – Выбирай: или я…

- Значит так, Василий, - тоже «добрым» голосом парирует мужчина, - больше никогда не смей припирать меня к стенке. Я готов идти на уступки и, поверь, тебе позволено даже то, что я матери не спускал, но делать из себя подобие твоего бывшего мужа я не позволю. Либо принимай меня таким, какой я есть, либо…

Он разводит руками, и в этот момент раздается звонок – перемена началась.

- Ну и катись к дьяволу, - шиплю я, и выхожу, хлопнув дверью…

- Ну ты и дура, - с восхищением и ужасом тянет Окси. – Такого мужика бросила! Да ты вокруг посмотри: либо страшные, либо алкаши, либо женатые алкаши или женатые пенсионеры-алкаши. Все нормальные по столицам едут. Ивана же через пару дней к рукам приберут!

- Я эти руки, которые к нему тянуть будут, оторву, - отодвигаю от себя стопку, поняв, что с меня хватит: еще хоть десять грамм, и меня потянет петь «Императрицу», а это слишком жестоко даже для такой публики. – Я бросила Ивана сугубо в воспитательных целях, на время. Люблю я его.

- Любишь? – округляет глаза подруга, и прикусывает нижнюю губу, пряча улыбку. – Ну наконец-то!

- Угу, - мрачно буркаю я. – Пойдем отсюда, а то я не в настроении терпеть приставания всяких придурков.

Оксана встает, чуть пошатываясь, и мы выходим в прохладу весеннего вечера: свежо, хорошо, немного несет помойкой, слышится веселое журчание не дотерпевшего до дома мужика – все понятно и привычно.

- Васька, то есть, ты принцесску включишь, и просто будешь ждать? – хватает меня Оксана за руку.

Останавливаюсь, и подруга пользуется моим замешательством, закуривая сигарету.

- Нет, просто ждать я не буду, - вздыхаю я. – Могу и не дождаться, знаешь ли. Да и надолго оставлять Ивана одного нельзя, хмм.

А то привыкнет к свободной жизни, и поймет, до чего я неадекватна. Нет уж, стокгольмский синдром хорошо работает только когда жертва и абьюзер находятся в постоянном контакте, так что свободы Ивану не видать, как своих ушей.

Сам виноват, в общем-то! Не в добрый час он зашел в кафе «Тюльпан»…

- И что будем делать? – пьяно оживляется Оксана, и выпускает колечко дыма, которое я перечеркиваю пальцем. – Помощь нужна?

- Нужна, - киваю я, и коварно хихикаю. – Что будем делать? Раз уж Иван так не хочет бросать свою «работу», нужно испортить ему весь его… хмм… бизнес. И банду его сбить с пути криминала, и направить к свету.

Подруга смеется, и довольно потирает ладони, предвкушая веселые приключения. И не пугает ее то, что придется лбом ко лбу столкнуться с криминалом, и поставить его на колени – нам все по плечу.

- Ой, какой щеночек, - умильно восклицает подруга, глядя мне за спину, и я оборачиваюсь: в свете фонаря сидит смешной, длинноухий, пегий щенок, и смотрит прямо на меня. – Иди ко мне, лапочка, - сюсюкает Оксана, и щенок сердито тявкает на нее, пятится толстой попкой назад, злобно помахивая коротким хвостиком.

- Он тебя боится, - удерживаю я Оксану. – Курящих не любит, видимо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Типичный мужик, - фыркает подруга, понабравшись от меня «любви» к противоположному полу.

- Иди ко мне, радость моя, - наклоняюсь, похлопывая себя по колену, и щенок подбегает на коротких лапках, преданно глядя мне в глаза. – Ох, что ж с тобой делать?

Беру его на руки, плюнув на то, что, скорее всего еще пару минут назад это блохастой счастье ошивалось на ближайшей помойке, запахами которой мы сейчас наслаждаемся.

- Так себе оставь, - советует подруга.

Хм, а почему бы и нет?

- Будешь жить у меня, дружок, - опускаю собакену указательный палец на выпуклый лоб, возомнив себя королевой на посвящении в рыцари. – И назову я тебя… Бандит!

ГЛАВА 42

В учительской просто одуряюще воняет дошираком и растворимым кофе – так, что сосредоточиться на «важных новостях» получается с трудом.